Наутро предстоял самый долгий перелет — в Каир с возможными незапланированными посадками в Маскате, Абу-Даби и Эр-Рияде. Никто не мог дать гарантию, что антарктическая делегация не будет там сразу же арестована. Но в самолете все сразу почувствовали себя бодрее — негромко шумящий кондиционер изничтожил жару, как ее и не было.
— Уф-ф! — сказал Ломаев. — Этакое пекло, и у нас так когда-нибудь будет, да?
— Еще нескоро, — утешил Кацуки.
— Вот-вот. Одна радость, что люди по тысяче лет не живут, так что помрем в прохладе…
— В Мадрасе затеяли снимать фильм «Пламень страсти среди льдов», — подал голос Шеклтон. — С участием пингвинов и плясками вокруг ледниковой трещины. Не знают только, где им проводить натурные съемки, у нас или в Гималаях. Вчера один тип у меня консультировался.
Посмеялись.
— Как же в Гималаях-то? А вершины?
— Вырежут или найдут плато, откуда высоких пиков не видно.
— А пингвины?
— Возьмут напрокат. Зоопарков у них нет, что ли? Еще и плясать научат.
— Все равно это вода на нашу мельницу. Интересно, этот самый «Пламень» пошел с нашей подачи?
— По-моему, сами догадались. Почему нет? Полмира за нас.
— К сожалению, не те полмира, какие надо, — проворчал Ломаев, внезапно бросив смеяться. — Четан, вы не обижайтесь, пожалуйста, лично я против Индии ничего не имею, но она не евроатлантическая страна… Коллеги, вы не заметили одно интересное явление? Признаюсь, я только что сообразил. Последние дни все западные журналюги молчат о том, что Вашингтонский договор устарел и должен быть отброшен. Раньше кричали вовсю, а теперь рот на замке. Заметили?
— Я заметил, — отозвался Шеклтон.
— И я также, — кивнул Чаттопадхъяйя. — Но это только усиливает наши позиции, не так ли?
— Четан, — проникновенно сказал Ломаев, — с какой стати нашим противникам усиливать наши позиции? Поверьте, хиханьки скоро кончатся. Все будет так серьезно, что сказать противно. Вы понимаете, что вам скорее всего придется драться и убивать?
— И вам, и мне. Ну так что же, я к этому готов. — Улыбка индуса произвела несколько жутковатое впечатление. — Я ведь не буддист.
— Но вы брахман.
— А вы, простите, бестактны. Оставьте в покое мою касту и мою карму. Она только моя, понимаете? Кроме того, в Маитри есть и кшатрии, их карму война не портит… Но почему вы думаете, что нам так скоро придется сражаться?
Набычившийся Ломаев не стал ничего объяснять — небось не дураки, сами догадаются. Он лишь бросил, мрачно глядя в иллюминатор на сверкающий ультрамарин Аравийского моря:
— Быть может, даже скорее, чем мне сейчас кажется…
«То немногое, что я читал прежде о дипломатах, оказалось вздором, хотя и не совсем враньем — просто информация в нашем меняющемся мире быстро устаревает. Манеры подавляющего большинства этих деятелей только что не позволяли им ковырять в носу перед телекамерами. Что до кулуарной лексики, то такие сокровища изящной словесности, как shit или fuck you, были у них, не исключая и дам, настолько в порядке вещей, что даже я поначалу был шокирован. Потом успокоился и приободрился. Шеклтон сделал это даже раньше меня. Кацуки был улыбчив, как восточный божок, и холоден, как лезвие катаны. Смуглый Чаттопадхъяйя в этом зоопарке являл собою образец викторианского джентльмена, случайно попавшего в сомнительную дыру и по-джентльменски снисходительного к ее обитателям.
Как в старом анекдоте: «Вас не шокируют мои ноги на столе?» — «Отчего же, можете положить на стол все четыре ноги…»
Но к делу. В Каире мы проторчали семь часов в ожидании разрешения на взлет. Очень уж загруженный аэропорт. Чартерные рейсы вроде нашего — естественно, по остаточному принципу. Пропасть туристов стремится поглазеть на пирамиды и храмы до наступления летнего пекла и облегчить свои бумажники в пользу крикливых арабов, неизвестно на каком основании притворяющихся потомками древних египтян. Небось среди египетских строителей так орали одни прорабы, иначе черта лысого пирамиды были бы возведены. Либо галдеть, либо строить.
Шеклтон тоже рвался в Гизу и в пять минут договорился с покладистым местным пограничником о выпуске нас из аэропорта за небольшую мзду, только я его не пустил. Мне-то не меньше его хотелось потрогать пирамиды, но я опасался и провокаций, и глупой случайности. Если бы не наша миссия — тогда да, рискнул бы, пожалуй. А так — увольте. Этих австралоантарктов еще учить и учить бдительности, она у них не в крови.
Зато Такахаши и Четан вели себя образцово и внешне ничем не выказали своего разочарования. Мол, видали мы ваши пирамиды! А вы наши айсберги видали?
Последний перелет прошел гладко и даже скучновато. Я все гадал, встретит ли нас кто-нибудь в аэропорту, а если да, то кто: распорядитель из оргкомитета конференции или один из людей Шимашевича? Оказалось — никто. Правда, на нас обращали внимание как на диковину, но с того было не легче. Краснозадый мандрил в клетке привлек бы еще больше любопытных, а ему это надо?
Наши антарктические паспорта не произвели на контроле ни малейшего впечатления: нет-де такой страны. Географический нонсенс. Конечно, у каждого из нас имелись при себе и паспорта национальные, но мы решили принципиально не пускать их в ход. Позвольте, чьи же проблемы будут обсуждаться у вас в Пале-де-Насьон? Не наши ли антарктические? Вон и плакат с приветствием висит, а кому приветствие? Делегатам. Вот мы делегаты и есть! Что? Нет, мы не лидеры антиглобалистов. Нет, мы не террористы — мы как раз наоборот. Нет, мы не везем никаких наркотиков. Нет, мы не собираемся ни искать работу, ни бродяжничать, ни свергать ваше правительство насильственными методами. И мирными, кстати, тоже, на что оно нам сдалось, ваше правительство?..