— Короче. Десятки лет? Сотни?
Ломаев пожевал губами, отчего борода его пришла в движение.
— Первые тысячи.
— Точно?
— От одной тысячи лет до трех, я думаю. Точнее — считать надо.
— Ну и посчитал бы.
— Ну и посчитаю, только не вдруг. Да и без меня посчитают, причем на хороших компьютерах и рафинированных моделях. Знаешь сколько факторов придется учесть? Тут так посчитают, что какую примут модель, таков и выйдет результат. Лично я никакому результату удивляться не намерен…
— Но все-таки не раньше тысячи лет?
— Четыре километра льда в момент не растают. Не боись, поездишь еще по куполу на вездеходе, попрыгаешь по застругам…
— Не напоминал бы уж, — буркнул Ерепеев.
— А что?
— А то! Где мне сейчас надо быть? В вездеходе! А я…
— Без тебя справятся, — сказал Ломаев. — Твои ребята — классные водилы. И Непрухин с ними. Знаю, что ты о нем скажешь, но от Востока к Мирному он уже однажды шел, тягач водить умеет… Подменит в крайнем случае.
— Не должно быть никаких крайних случаев! Трещиноватая зона…
— Они ее прошли.
— У Новорусской — да. И по застругам пройдут: вдоль — не поперек! А дальше снова трещиноватая зона, так? И не разведанная!
— Справятся, — успокоил Ломаев. — На вожжах пройдут. Не впервой.
— В трещины проваливаться нам не впервой, это точно! Мне надо было идти, мне! Да я вообще не понимаю: на кой ляд нам сдался этот Шимашевич с его яхтсменами!..
Ломаев помолчал, ухмыляясь в бороду.
— А зачем мы летим на Амундсен-Скотт — понимаешь?
— Это да. Это — необходимость. Консолидация. И потом, общество решило, что от нас лететь должны ты да я…
— И Шимашевич — необходимость. Ты знаешь, кто он такой?
— Фамилию только слышал. Шишкарь какой-то «новорусский». — Ерепеев поморщился. — Нувориш.
— Даже если бы он был просто нуворишем — все равно он был бы нам нужен.
— Ну и что он может нам предложить? Ссудит деньги на первое время?
— Оружие.
— Что-о?!!
— Только при сугубой необходимости. Вообще-то мы намерены поддерживать демилитаризованный статус Антарктики столько времени, сколько у нас получится. Наша сильная сторона — точное следование букве Вашингтонского договора.
— Ну ладно. Деньги взаймы, оружие — и только?
— Информация. Шимашевич на ней собаку съел.
— И только-то? — с разочарованием произнес Ерепеев.
Ломаев фыркнул.
— Ты питекантроп. Тебя еще учить надо, что в современном мире ценнее всего…
— От синантропа слышу. Значит, деньги, оружие в перспективе, информация… что еще?
— Флот.
Одну секунду «Е в кубе» сидел с раскрытым ртом. Затем затрясся от не очень-то веселого смеха. Картинно вытер якобы слезящиеся глаза.
— Яхты, да?
— Там еще судно обеспечения, — без тени улыбки пояснил Ломаев. — Даже два судна. Плюс катера — большие, океанские. Плюс танкер. Для начала хватит. Кнут есть, а лошадь будет. Объявим на весь мир: Свободная Антарктида располагает собственным флотом, как торговым, так и военным… Хотя что это я говорю? Только торговым, конечно! Ну, еще погранично-патрульным и рыболовным…
— Хочешь, чтобы над нами потешались?
— Обязательно. Между прочим, благодаря флоту возрастут наши котировки на Конгрессе… российские, я имею в виду.
— Ты же вроде уже антаркт, а не россиянин, — подколол Ерепеев.
— Я русский антаркт, — отрезал Ломаев. — Что тебе непонятно?
— А, — глубокомысленно молвил «Е в кубе». — Ну, русский так русский. Допустим. Ты мне лучше вот что скажи: этот твой Шимашевич вообще мужик серьезный или так, шутки шутит?
— Вот именно, серьезный. Для чего мы, по-твоему, с Игорьком столько времени убили на переговоры? А он сам? Для него время — деньги.
— Надеюсь, оно того стоит, — с сильным сомнением в голосе проговорил Ерепеев. — И что же Шимашевич потребует взамен? Я не жадный, мне просто любопытно. Пост президента страны или удовлетворится всего-навсего местом в правительстве?
Ломаев выдержал паузу — как видно, специально, чтобы до собеседника лучше дошло. Затем сказал, как отрезал:
— Не должно быть никакого правительства.
Не зря, ох, не зря наведывались к Шимашевичу зимовщики со станции Новорусская!! Объединенные общей улицей команды николаевцев, волгоградцев и калининградцев не успели даже водку допить, как в таборе началось шевеление. Во-первых, матросы с «Кассандры» стали спешно сворачивать мангал у резиденции Шимашевича, а буфетчики — вожделенную пивную палатку. «Фестиваль» поднял якоря и сгинул в прибрежном тумане. А главное — по табору прокатился полугромкий шепоток: после объявленного совета капитанов гонка снимается с насиженного места и перебазируется к Новорусской.
Капитаны, понятно, ушли на совет. Оставшиеся додавливали столь любимый на постсоветском пространстве напиток и строили догадки — одна фантастичнее другой.
Все оказалось еще неожиданнее.
Вернулись мрачные капитаны. Быстренько помогли свернуть улицу Магеллана и доложили на «Кассандру» о готовности стартовать.
— Трындец гонке, — сообщил Юра, когда команда «Анубиса» собралась в кокпите. — Россия объявила зимовщиков изменниками Родины и военными преступниками. А заодно предупредили Шимашевича, команды «Фестиваля» и «Кассандры» и экипажи всех российских яхт. Коллеги в панике.
Все невольно оглянулись на соседствующие «Балтику» и «Царицу».
— А… Украина-то что? — осторожно, словно боясь спугнуть пока еще ненарушенное гражданство, вопросил Баландин.