Антарктида online - Страница 134


К оглавлению

134

Подло? Еще как. Разумно? Вынужден признать: да. Как, очевидно, признал это Коган, раз пошел к набобу в подручные. Опасный план — но сулящий в перспективе единственный шанс не проиграть.

Но почему за мой счет??!

Целые сутки я то проваливался в сон, то просыпался и изобретал планы мести. Приходил эскулап, жалил шприцем задницу. А мои коллеги, мои спасители, мои бывшие друзья, покрывшие предательство, изо всех сил старались растопить мою ледяную злобу.

Они перетащили обеденный стол и превратили спальню в столовую. Мне выдали чашку куриного бульона с тостом, и я принял. Голодовка не входила в мои планы. С какой стати мне наказывать себя, если гады — они?

— Нет, я таки не могу! — потешался Ерема, размахивая руками и расплескивая джин-тоник. — Как они с удочками!.. Несокрушимая фаланга! Да если бы у Александра Филипповича были такие наемники, как те рыболовы, он бы точно до Янцзы дошел, зуб даю!..

И он снова хохотал, а джин-тоник плясал и булькал в его зажатом в руке стакане, как кипяток в жерле гейзера.

— У какого еще Александра Филипповича? — снисходил я до вопроса.

— У Шурика Македонского, естественно.

— А где ты так по-русски насобачился?

— Как где? С тобой! И вот таки еще с Моисеем Соломоновичем…

— Сволочи вы. Суки.

— Гена!

— Что, Ерема? Может, мне еще спасибо сказать за то, что вы меня вытащили? Не дождетесь.

— Мы ничего не знали, Гена. Веришь?

— Допустим. Уже теплее. А кто знал? Шимашевич? Тейлор? Коган?

Все взгляды устремились на Моисея Соломоновича, и он сразу завел:

— Мы таки себе подумали…

— Ах, вы еще и думать умеете?! Спинозы!

— Мы решили, что вы таки непременно согласились бы, предложи мы вам такое дело… А что, разве не согласились бы?

Хороший вопрос. Главное, крайне своевременный.

— Какая разница, если предложения не было?

— А если бы оно все-таки было?

— Не знаю, — пробурчал я. — Тут сперва хорошенько поразмыслить надо…

Коган печально вздохнул — э-хе-хе…

— Выходит, мы в вас ошиблись. Тогда примите наши извинения. Само собой, весь ущерб будет вам компенсирован. Мне дано право выписать вам от имени руководства кругленькую сумму в виде компенсации. Будете себе довольны. Думаю, ничуть не меньше получите от Шимашевича.

Я сказал, куда и на какой срок ему идти со своей компенсацией и Шимашевичем. Хотя нет, Шимашевич пусть вернется и окажется в пределах досягаемости. Убью.

Друг-приятель! В бане парились, пиво пили… Почему я решил, что набоб пытается меня приручить? Ему, оказывается, просто-напросто хотелось посмотреть вблизи на того, кого он назначил на роль наживки для крупной рыбы! Сволочь. Извращенец. И мы хороши — не послали его с самого начала на все четыре стороны, на тридцать два румба!..

— Ладно… А кто подал идею меня выручить? Готов спорить на свою компенсацию — не Шимашевич!

— Не спорь — проиграешь, — встрял Шеклтон. — Он и одобрил, и оплатил.

— Ушам не верю. С какой стати?

— С такой, что в Италии тебя мог исследовать более сильный гипнотизер и заподозрить подделку. Шимашевич — умный и… как сказать?.. дальнозрячий?

— Дальновидный?

— Вэтс райт. Он не приказал ликвидировать тебя. Ему незачем с нами ссориться. Освободить тебя невредимым было сложнее и дороже, но Шимашевич на это пошел.

— Он таки очень себе не филантроп, — просветил меня Коган. — Что до денег, то он, как обосновался в Антарктиде, гораздо больше заработал себе на биржевой игре, чем потратил на нас. Чего проще, когда первым узнаешь новости! Шимашевич — это голова! Ну да, он таки сыграл на себя лично, но также и на Свободную Антарктиду. В данном случае интересы полностью совпали. Как прикажете убедить противника в том, что он сделал глупый ход? Естественно, следует скормить ему дезинформацию и позаботиться, чтобы он ее полностью усвоил. Надежнее всего подсунуть противнику человека, свято убежденного в правдивости «дезы». Таки лучше всего на эту роль подходил кто-нибудь из второстепенного антарктического начальства, а учитывая фактор места — один из членов вашей делегации.

— То есть я?

— Любой из нас, — «принял мяч» Шеклтон. — Возможно, Шимашевич выбрал тебя потому, что именно тебя он просчитывает лучше других. Вы ведь дважды соотечественники…

— Это ненадолго.

Шеклтон заморгал.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Я больше не антаркт.

На лице Кацуки остекленела ни черта не значащая улыбка. Чаттопадхъяйя поморщился. Коган закряхтел. А Шеклтон признался:

— Что-то я не понимаю…

— Зато я все понимаю. Ерема, мы с тобой провозгласили независимость, чтобы стать свободными людьми в свободной стране. Я настоял на непосредственной демократии — самой либеральной из всех систем. Я стал бы анархистом, если бы верил, что анархия — мать порядка. Мне и в страшном сне не могло привидеться, что наше государство будет играть людьми точно так же, как это делается везде! Спасибо, хватит. Я приехал и схожу с поезда.

— А я думал, что мы провозгласили независимость, чтобы Антарктиду не раздергали на части, — сказал Шеклтон.

— Все равно, что ты думал.

— Жаль. Что ж, если наше дело ничего для тебя не значит…

Он вздохнул и замолчал. Коган только развел руками. И они вышли, все четверо, оставив меня злиться в одиночестве. Гордо удалились, можно сказать. С таким видом, как будто я был во всем виноват.

Да с какой стати я должен безропотно позволять государству ставить свои интересы выше моих? Что я им — винтик какой? Или недруг, или посторонний, которого не грех разыграть втемную?

134